80-летняя Анна Георгиевна Шаповалова всегда рада пообщаться. Потому что вот уже четыре года, как ей приходится управляться по хозяйству самостоятельно. На мирную территорию в силу преклонного возраста женщина не ездит. А единственный родственник на оккупированной территории, ее 56-летний сын Юрий вот уже четыре года находится в колонии №32 в городе Макеевке, куда его отправили оккупационные власти ОРДО, обвинив в шпионаже.
Шаповалова в апреле 2020 года приговорили к 13 годам колонии строго режима за то, что он в 2014-2015 годах он обсуждал с земляками в социальной сети обстрелы и движение военной техники. В Twitter Шаповалов вел аккаунт под никнеймом “Залишенець Донецький” («Оставшийся в Донецке» – авт.). В колонии №32 Юрий находится с 20 июня 2020 года.
Оккупанты обвинили врача в том, что он размещал в соцсети «информацию, способствующую дестабилизации общественно-политической обстановки в «республике», а также данные о расположении военных объектов, передвижении техники и личного состава российско-оккупационных формирований», – сообщило тогда «МГБ ДНР» на своем сайте.
Юрий Шаповалов 30 лет отработал в Донецке врачом, в том числе 20 лет – врачом функциональной диагностики в ДОКТМО им. Калинина (диагностический центр Донецкой областной больницы) по специализации неврология. Юрий увлекался выращиванием кактусов, был председателем донецкого клуба кактусоводов «Ислайя». После ареста врача его коллекцию растений приютили в Донецком ботаническом саду.
Арестовали Шаповалова 11 января 2018 года прямо на территории больничного городка, когда он возвращался домой с работы. Затем был обыск дома, откуда был изъята оргтехника. «Где-то в 23:00 пришли к нам с обыском человек 8 двухметровых мужиков, а Юра у меня весьма хрупкого телосложения – можно подумать, он мог оказать сопротивление», – вспоминает мать политзаключенного. Задержание врача оккупанты снимали на видео
Обменивались мать с сыном очень ограниченной информацией только с помощью адвоката – обсуждали лишь здоровье и насущные потребности узника. И то, это произошло уже после того, как к Юрию стали пускать адвоката в следственный изолятор.
– Первую весть о том, что сын жив, я получила – 2 августа 2018 года: позвонили из Донецкого следственного изолятора (СИЗО) и сообщили, что имею право приносить сыну передачи – рассказывает Анна Шаповалова. – С адвокатом нам повезло: это был дежурный адвокат, который ведет дело сына бесплатно, и который сразу же объяснил мне, что никакие усилия правозащитников в делах политических узников (у кого статьи «шпионаж» или «измена родине») не помогут, их судьба решается вообще не здесь (имеется в виду, у кураторов оккупантов в Кремле – авт.), и я могу сына вообще не увидеть уже, если ему не повезет попасть на обмен. Политические узники теперь высоко ценятся, поэтому надежд на скорое освобождение Юры у меня мало. Недавно глава МИД РФ Сергей Лавров на какой-то встрече в Вене заявил, что гуманитарные вопросы (в том числе обмен пленными) будут рассматриваться после решения политических вопросов.
При встрече с сыном выяснилось, что в СИЗО его перевели еще 28 апреля. А первые 102 дня Шаповалов пробыл в нелегальной тюрьме «Изоляция» на территории бывшего одноименного завода в Донецке, о существовании которой оккупанты умалчивают, и, находясь в которой мало кому из узников удается связаться с близкими. Юрия, как арестовали в зимней одежде и обуви, так он в них и был все эти месяцы, пока не получил от матери сменные вещи уже в августе. Свидания и связь по телефону в СИЗО не разрешали.
– Мне удалось увидеть сына лишь спустя 9 месяцев – 27 сентября 2018 года – это день годовщины смерти моего мужа – отец Юры умер в эту дату в 2010-м году, – рассказывает Анна Георгиевна. – Меня вызвали в «МГБ ДНР» («министерство безопасности Донецкой народной республики» (расположено в Донецке на бульваре Шевченко 26 – авт.). Можете представить мое состояние, когда я увидела своего умного интеллигентного сына, с мешком на голове, который был зажат наручниками на его руках? Сын вынужден был держать руки у подбородка, пока всю эту адскую пирамиду с него не сняли.
В колонии, где матери с сыном разрешают в установленное администрацией колонии время общаться по телефону, по словам женщины: «Хреново». В последние месяцы электричество включают только лишь 6 часов в сутки: 2 часа утром – с 6 до 8, потом с 12 до 14, и с 18 до 20. Следовательно, переданные из дому продукты в холодильнике портятся и у узников нет возможности заварить себе чай или кашу быстрого приготовления.
Также в связи с угрозой распространения ковида, постоянно изменяются требования к ассортименту разрешенных для передачи продуктов: фрукты, овощи и молочное были разрешены, затем их запретили. Сейчас перечень продуктов очень небольшой – все должно быть в вакуумной упаковке и досмотры передач ужесточились: разрезают принесенные яблоки, помидоры, сливы, вскрывают упаковки сухими продуктами. «Что можно спрятать в помидоре?», –шутит Анна Шаповалова.
– Даже стиральный порошок должен быть в виде геля в вакуумной прозрачной упаковке, пойди найди! – рассказывать мать узника. – А вскрытая надзирателем упаковка той же колбасной нарезки или сыра храниться уже недолго. Лекарства и витамины туда передавать нет смысла: их забирают в медпункт и выдают только тогда, когда человек заболевает. Ехать в колонию мне нужно 40 км, поэтому я приспособилась отправлять туда посылки.
По сведениям местных жителей, рядом с колонией снова запустили в работу простаивавший долгое время коксохимзавод, от работы которого страдает вся округа: «У «республики» нет средств, чтобы обеспечить фильтрацию воздуха, поэтому сажа сыплется прямо с неба. И вонь от выбросов страшная», – жалуются макеевчане.
– Дворик в колонии маленький, гулять негде, – описывает условия содержания мать Шаповалова. – Спят на постельном белье том, что приносят близкие с воли. Какой там матрас и одеяло, не знаю – я передала сыну еще и спальный мешок. Моральное состояние ребят – «ниже плинтуса». – Украинский омбудсмен Людмила Денисова в интернете часто пишет на своей странице о плохом состоянии здоровья узников, которые содержатся в этом отряде для «политических» в колонии №32. Но там здоровых, думаю, просто быть не может: многие гражданские люди там по 4-6 лет сидят, украинские военные также содержаться уже длительное время. Питание во всех местах содержания плохое, если люди не имеют возможности получать передачи с воли. Часто приходится сдавать деньги на уголь, ремонт и прочие нужды.
Пенсии на помощь сыну хватает в обрез. Анна Георгиевна получает лишь пособие от оккупантов – украинской пенсии она не получает. И не смотря на то, что его на 20% подняли – в январе она получила уже «аж» 9000 руб., цены на коммунальные услуги и продукты в ОРДО выросли за год примерно на 70%: «Моя родственница в Ярославле говорит, что у них продукты дешевле», — делится собеседница.
Матери разрешают один раз в месяц краткосрочные свидания с сыном в колонии – общались по телефону в присутствии надзирателя и видели друг друга через стеклянную перегородку. Таких свиданий было три: в связи с эпидемией коронавируса в течение 9 месяцев 2020 года и затем 9 месяцев 2021 года свидания были запрещены. Официальная цена такого свидания 25 российских рублей. Длительное свидания для одного участника будет стоить 300 руб. (если мама и папа приедут – 1000 руб.) в сутки общения в одной комнате с узником – до трех суток, в течение которых есть возможность готовить еду, которую необходимо съесть в течение этого свидания – забрать еду с собой в камеру узник не может.
Однако условия посещения узников ужесточились.
– После 11 января 2022 года разрешены свидания только 11, 12, 13, 14 числа каждого месяца, – говорит мать Шаповалова. – Свидания, по словам матери, стали разрешать с 11 января 2022 года, я как раз приезжала 12-го случайно у меня были бланки с собой, я заполнила на будущий месяц, в который свидание возможно лишь 11 и 14 февраля – 12, 13 – выходные дни – администрация не работает, а значит, и свиданий не будет. И сколько же людей успеют повидаться за четыре дня в месяц, если только в отряде Юры 56 человек и еще примерно 500 человек, осужденных за уголовные преступления?
Кроме того, для посещения мне придется взять справку у врача об эпидемическом окружении. Справка действительна лишь три дня и за ней придется постоять в очереди. Прививку от коронавируса я делать не буду – возраст у меня уже слишком солидный и я только лишь переболела ковидом и воспалением легких. Болела тяжело три месяца – с сентября по ноябрь.
Условия телефонных переговоров в колонии, по словам матери, также ужесточены: ранее узникам давали позвонить с 14 до 20:00, теперь – с 20 до 21:00. В итоге разговор длится не более 2 минут. Переговоры прослушиваются.
Посещают ли узников представители международных гуманитарных миссий? По словам Шаповаловой, в начале января 2022 года члены миссии ОБСЕ встречались в колонии №32 с украинскими военнопленными в помещении для свиданий. О встречах с гражданскими узниками, сын ей не сообщал.
Также от родственников узников Донецкого СИЗО и колонии №52 в г. Енакиево ОРДЛО там удалось узнать, что накануне Нового года они получили от украинского Красного Креста гигиенические наборы (мыло, шампунь, зубные щетки, туалетная бумага). Однако получал ли такой набор доктор Шаповалов в своей колонии №32, Анна Георгиевна не знает. Возможно, он просто не успел ей об этом сообщить.
Помогали ли семье Шаповаловых правозащитники? Помогали. В первые 2 года заточения сына Анна Шаповалова писала и в полицию и СБУ, активно обращалась к правозащитникам: ходила и писала в представительство Красного Креста и ООН в Донецке. Сына, конечно, не освободили, но самой пенсионерке помогли. В миссии ООН женщину связали ее общественной организацией «Блакитний птах» (в переводе – «Синяя птица» – авт.), где Анна Георгиевна периодически получает психологическую помощь, а юрист данной организации Виталий Хекало помог женщине подать иск о выплате ей украинской пенсии и сопровождала его в суде правозащитники из Львова.
– Я якобы выиграла иск о возврате своей пенсии, но а моя пенсия так и «зависла» в Харьковском пенсионном фонде, так как я не могла поехать туда для оформления банковской карты – возраст, – говорит Анна Шаповалова. – В моей ситуации все скверно: у меня нет в Донецке родственников, кроме сына, а на мирной территории Украины есть пара родственниц, но они отказались даже подать Юру в списки на освобождение. Это мне помогли сделать его друзья по увлечению кактусами, находящиеся на мирной территории. Помогли однажды и собрать деньги для сына с помощью журналистов и общественного объединения «Медийная инициатива за права человека» (в оригинале: «Медійна ініціатива за права людини» . Это было год назад. В этом году я старалась никому из знакомых Юры не звонить. А то наберу, подумают, что прошу денег. Сыну звонить стараюсь каждый день. Но лишнего ничего же не скажешь! Это когда уже Юра освободится, мы поговорим. Главное мне дожить до обмена. Или до 90 лет – столько мне будет, когда у Юры закончится срок наказания.
Обговорення post