Политическое дело обозревателя «Крым.Реалии» (Радио Свобода) Николая Семены, которого оккупационные власти Крыма осудили за профессиональную деятельность, стало блестящим процессом, направленным на защиту национальных интересов Украины в Крыму. Однако сам бывший политический узник, признал, что если пять лет назад суды оккупационной власти в Крыму, который еще, можно сказать, не стал тогда в «полной мере» Россией, принимали к рассмотрению такие документы, как резолюции ООН и ОБСЕ о территориальной целостности Крыма, а также вынесли журналисту не самый суровый приговор, то на сегодня такое невозможно. Свободы слова в Крыму на сегодня нет как таковой. Ситуация по всем 120 крымским политзаключенным, 12 из которых – общественные журналисты, сегодня очень плачевная – ожидать мягких приговоров от страны -оккупанта им не стоит.
Также заслуженный журналист Николай Семена, два года назад вынужденно покинувший Крым, считает, что сегодня независимая журналистика на оккупированным полуострове смертельно опасна. А общественным журналистам и фрилансерам следует быть весьма осторожным. Николай Михайлович поделился с нами своим опытом работы в условиях оккупации.
Сразу после «референдума» появились «черные списки»
– Как вы решились остаться? Какие меры предпринимали для обеспечения личной безопасности, которые позволили вам проработать в условиях оккупации более двух лет?
– До этого я прожил в г. Симферополе более 30 лет. Работал собственным корреспондентом в «Зеркале недели» и более 20 лет был собкором в газете «День». И когда в феврале в Крыму началась так называемая «русская весна», у меня вопрос об эвакуации не стоял. Я считал, что мой профессиональный долг остаться – не оставлять же свою редакцию без материала о переломных событиях, в эпицентре которых я оказался. Журналисты едут в те места, где они разворачиваются, а я уеду? Спустя год редакция «Крым.Реалии» «Радио Свобода», на которые я стал работать, предложила мне выехать. Но им бы тогда все равно пришлось кого-то искать на замену мне. Я отказался. Да, мне пришлось получить паспорт гражданина РФ, иначе я не смог бы оставаться и работать в Крыму. Мой украинский паспорт просто в точности продублировали и не забирали, но везде действовал лишь российский паспорт РФ. В то же время я не обращался с заявлением на получение гражданства РФ.
– Вы понимали, что находитесь в опасности?
– Сначала журналисты независимых изданий не ощущали себя в опасности, за 23 года украинской независимости мы привыкли к свободе слова, что нас везде пускали. Нам предоставляли всю информацию беспрепятственно, мы не предполагали, что все изменится, что пришла та власть, которая будет ограничивать доступ к информации. С той аккредитацией, что нам дали на незаконный «референдум» 16 марта 2014 года (когда Россия аннексировала Крым, якобы по всеобщему желанию жителей полуострова – авт.), после «референдума» пройти в Совет министров Крыма и любые другие учреждения стало невозможно. Аккредитацию аннулировали.
К тому же две лояльные к оккупантам журналисты сдали ФСБ (Федеральная службы безопасности России – авт.) список всех независимых журналистов в Крыму, и нелояльных перестали пускать даже на пресс-конференции. На предприятия стали рассылать «черные списки» журналистов, которым запрещено давать информацию. Я узнал об этом по секрету, что я в этом списке, от одного из руководителей предприятий. Телефоны стали прослушивать российские спецслужбы.
Я начал писать под псевдонимом уже через месяц после начала событий. Псевдонимы были относительным прикрытием: журналисты, которые поступили на службу к оккупантам, сразу же распознавали мои тексты по стилю и докладывали об этом на собраниях и пресс-конференциях. Я псевдонимы менял, у меня их было более 20-ти. Когда меня уже «разоблачили», то ФСБ проводило сравнительную экспертизу моих текстов в газете «День» и на сайте «Крым Реалии». Сделали вывод, что это – мои тексты. Я менял адреса электронной почты. Завел кроме основного, еще один канал интернета. Но в конце 2014 года в Крым зашел батальон российских кибер-войск и все провайдеры вынуждены были с ними сотрудничать – дать сведения обо всех абонентах, чтобы не лишиться лицензии на работу.
Спасал сначала «второй» нелегальный интернет – которым можно было пользоваться не дома. Но увы, и этот интернет не гарантировал анонимность. В какой-то момент у меня дома все равно отключили интернет. И провайдер настоял, на визите ко мне – думаю, это была уловка спецслужб России. Пришли двое «ремонтников». Один рылся в компьютере и роутере, другой осматривал комнату. Мне поставили на компьютер шпионскую программу. Это стало ясно по сообщению, которое пришло мне из Сети: «Вы не можете закрыть файл, так как он открыт в удаленном окне».
В итоге, когда 19 апреля 2016 года после обыска меня вызвали на первый допрос, то я увидел у следователя стопку листов бумаги – с полуметра с цветными закладками – это были мои распечатанные материалы.
Я старался узнавать о событиях дистанционно – просил дружески настроенных ко мне коллег поделится своими записями с мероприятий. Сам ходил на какие-то акции, где стражи правопорядка меня обыскивали и проверяли в фотоаппарате, что я снимаю. Удостоверение мое, конечно, я уже никому не показывал. Носил с собой лишь паспорт.
Я публиковал на «Крым.Реалии» материалы ежедневно, или через день. За эти два года я написал более 600 материалов, 450 из них вошли в мою книгу «Крымский репортаж», в 950 страниц, которая вышла в 2017 году.
Оккупанты терпели меня до того момента, когда в СМИ Украины развернулась дискуссия, нужно ли блокировать Крым, и я написал материал под заголовком «Блокада – первый необходимый шаг к освобождению Крыма», опубликованный 11 сентября 2015 года на сайте «Крым.Реалии».
Корсеть «Радио Свобода» ликвидировали в один день
19 апреля 2016 года ко мне пришли с обыском. У меня конфисковали все электронные носители, все средства мобильной связи, в компьютере нашли этот мой материал. Оказалось, еще до обыска, они уже сделали лингвистическую экспертизу по добытому хакером ФСБ черновику моего текста. Эксперт заключил, что моем текста имеются призывы к нарушению территориальной целостности Российской Федерации – статья 280.1 Уголовного Кодекса РФ. После аннексии Крыма появились два новых пункта в этой статье для тех, кто протестует против аннексии Крыма: «призывы к нарушению территориальной целостности» – наказание тогда было предусмотрено до 3 лет, а «с применением сети Интернет» – до 5 лет. Сейчас эти статьи ужесточены – до 10 лет.
В здании ФСБ, куда меня привезли после обыска, я узнал, что обыски были у семи журналистов – все они тоже были здесь – их водили по коридору под охраной. В тот день были ликвидирована вся корреспондентская сеть «Радио Свобода». Уголовное дело возбудили только в отношении меня. Остальные шесть коллег шли как свидетели по моему делу. В тот день редакции «Радио Свобода» лишились своего канала информации в Крыму.
«На суде мы доказали, что Крым – это Украина»
На первом же допросе я признал, что я – корреспондент «Радио Свобода» и автор этого материала. Но не признавал призывов к нарушению территориальной целостности России.
Первое: таких призывов в тексте не было. Второе: и быть не могло по определению, по международному праву Крым не принадлежит РФ. Когда удалось связаться с редакцией, мы решили в редакции, что будем судиться по-настоящему. Мое дело передали следователю, перебравшемуся в Крым из России – только такой контингент занимает ключевые посты в органах оккупированного полуострова.
С меня взяли подписку о невыезде. На следующий допрос мы пришли уже с адвокатом. И я сразу же заявил, что в соответствии со ст. 51 УК РФ я отказался свидетельствовать против себя и своих родственников. Я очень благодарен своим адвокатам и экспертам за те доказательства моей невиновности, которые они представили суду. Наш независимый эксперт профессор российского университета в Краснодарском крае (РФ) по ходатайству моего защитника сделал свою экспертизу моего текста, обосновано подтвердив, что в нем нет призывов к нарушению территориальной целостности, потому что Крым – это территория Украины.
– Суд принимал во внимание ваши доказательства?
– В то время Железнодорожный суд Крыма согласился приобщить к моему делу и эту экспертизу, и резолюцию ООН и решение ОБСЕ по территориальной целостности. Экспертиза Ольги Ивановой, выпускницы отделения китайского языка Дальневосточного Федерального университета, которую следствие привлекло к оценке моего текста на русском языке, была некачественной – это доказал наш эксперт.
Во-вторых, их экспертное отделение находилось в составе следственного отделения ФСБ, а по закону судебной экспертизы РФ так нельзя – должен привлекаться независимый эксперт.
В-третьих, экспертиза проводилась по черновикам. Московский институт судебно-лингвистических экспертиз, куда по настоянию моих адвокатов было направлена для оценки заключение эксперта Ивановой, отметил, что экспертизу делал не специалист, что на 20 страницах своего заключения эксперт Иванова допустила 78 ошибок, в том числе 20 – по курсу начальной школы.
Кроме того, мои адвокаты добились проведения мне социально-психологически-психиатрической экспертизы. После того, как я ответил на вопросы эксперта, он пришел к выводу о том, что у меня не было никаких преступных намерений. В прениях и в своем последнем слове я и мой адвокат настаивали на том, что аннексия Крыма нарушила не только международное право, но и законодательство самой РФ.
В законодательстве РФ о границах, где сказано, что демаркация обсуждается комиссией граничащих стран, потом они проводят экспертизу, анализ, сначала она проводится на картах, а затем уже на самой местности, отдельный договор заключается об установлении пунктов пропуска. Однако при захвате Крыма ничего подобного, конечно, не проводилось. Поэтому граница остается таковой по Керченскому проливу. Граница по Керченскому перекопу никогда не обсуждалась и не устанавливалась. И «решения» незаконного «референдума» никак ничего не меняет.
Меня тогда все же признали виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 280.1 УК РФ (призыв к нарушению территориальной целостности РФ на страницах интернет-издания). То есть фактически меня осудили за… сепаратизм! И приговорили к 2,5 годам условно (то есть я не был лишен свободы, но был ограничен в своих передвижениях).
На приговор мы подали апелляцию. Но Апелляционный суд Крыма решение оставил в силе – 2,5 года условно, но запрет на занятие профессиональной деятельностью сократили у меня с 3 до 2 лет, а также мне дали 3 года испытательного срока – в течение этого времени я должен был являться в полицейский участок и отвечать на вопросы и 3 года мне была запрещена всякая публичная деятельность. Это означало, что если я где-то опубликую какое-то фото, то меня упрячут за решетку на 2,5 года. Суды РФ тогда были еще снисходительны – в Крыму еще не установились тогда окончательно российские порядки и обычаи. А Есипенко уже присудят реальный срок по явно сфальсифицированному делу. Общественные журналисты, которые освещают судебные процессы над крымскотатарскими активистами в Крыму, их «сажают» на 10-15-19 лет. Их обвиняют еще в экстремизме, терроризме и других надуманных преступлениях.
– Учи законодательство оккупантов, по которому теперь судят на захваченных территориях Украины, и опирайся на огласку и поддержку?
– Да, мой процесс сопровождался на международном уровне. Была резолюцию Европарламента по делам лидеров и активистов крымскотатарского народа Ильми Умерова, Ахтема Чийгоза, Николая Семены. Европейская правозащитная платформа, куда входят правозащитные рганизаций 30 стран Европы, а также МИД Украины – все упомянутые организации сделали заявление, что мое дело является политическим преследованием за профессиональную деятельность. Мне помогали НСЖУ (Национального Союза журналистов Украины), Международная Федерация журналистов, Европейская Федерация журналистов, подключили международную общественность. Мои адвокаты обсуждали стратегию моей защиты с главой негосударственной правозащитной организации организацию «Zmina» Татьяной Печончик, которая поддерживает украинских активистов и журналистов в Крыму, в том числе общественных журналистов, преследуемых властями. Это сыграло огромную роль в моем судебном процессе.
Моя редакция оплачивала услуги адвокатов. Я сам не мог. До аннексии полуострова я периодически ездил в Киев за своими гонорарами. Но, когда был под следствием, то около трех лет существовал за счет детей и своей не очень высокой пенсии – мне же запретили заниматься журналистикой. Вдобавок я не мог получать денежные переводы. Меня внесли в список «Росфинмомниторинга», как «действующего экстремиста». В этом перечне более 7 тысяч человек, есть и Рефат Чубаров, и Муса Джамилев. Этом список передают во все банки, и банки блокируют любые транзакции клиента из этого списка, кроме российских социальных выплат, в моем случае – пенсии.
Все материалы своего дела, которые мне полагались на руки как подсудимому, я смог вывезти с собой. 18 февраля 2020 года мы с женой смогли покинуть Крым. После того, как я отбыл часть испытательного срока, по ходатайству адвокатов за примерное поведение мой испытательный срок досрочно прекратили. Я понимаю, что не могу вернутся в Крым. Я со времени отъезда уже много материалов написал открыто. Меня или не пустят в Крым, или арестуют на въезде.
– Где добывает информацию, продолжая Крымскую тематику сейчас?
– Из СМИ оккупантов и своих источников
Читайте также:
Бывшие узники Кремля смогут получить социально-правовую поддержку в рамках Закона
Обговорення post