Сегодня, 10 декабря, в Киеве на Байковом кладбище, похоронят известного донецкого волонтера, 69-летнего Сергея Максимца. Он умер 8 декабря от инфаркта. До войны Сергей Иванович успел прославиться как мастер-литейщик, чьи колокола есть даже в Вифлееме. А с 2014-го стали известен как волонтер-водитель, возивший на собственном микроавтобусе помощь на фронт, а также вывезший из-под обстрелов сотни раненых украинских бойцов, и еще большее количество мирных семей. Спасенные дети называли его «дядя Сережа», и это стало его позывным. К счастью, он не был ранен, но был контужен и побывал в плену.
Мы познакомились в 2018-м году Всемирный День вышиванки в Художественном Арсенале в Киеве, где украинские парамедики и волонтеры представляли наши национальные наряды, созданные руками лучших отечественных модельеров. «Дядя Сережа» рассказал мне историю своей жизни, которой я хочу поделиться с нашими читателями.
– Как вы выбрали такую необычную профессию и сколько колоколов отлили за свою практику?
– Звон колоколов я любил с детства. А детство мое проходило в селе Коротояк Воронежской области (Россия): моя бабушка часто брала меня с собой на службы в церкви. Мечтал изготовлять колокола с 15-ти лет. Но занялся этим далеко не сразу – для создания собственного литейного производства нужны оборудование и средства. Много лет я проработал дальнобойщиком. Во время ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС был водителем цементовоза– возил глину для изоляции аварийного энергоблока от грунтовых вод.
Но мысли о создании собственного литейного производства я никогда не оставлял. Прочел много книг об изготовлении колоколов, объездил немало городов бывшего Советского Союза, чтобы перенять опыт у мастеров, которые сохраняли секреты литья колоколов. Перед тем как открыть собственное малое предприятие, трудился в команде людей, запустивших литейный цех на заводе «Большевик» в Киеве. И только в 1999-м собрал свою бригаду мастеров, приобрел оборудование и арендовал помещение на заводе «Электроремонт» в Донецке. Разработал собственную шкалу размеров и веса для нот и тональностей. Освоил технику изготовления прорезных колоколов – тех, в которых есть сквозные отверстия, вырезанные, например, в форме крестов. Благодаря этим отверстиям, такой колокол дает полифоническое – «многоголосное» звучание.
До войны я успел отлить около полутысячи церковных колоколов, которые теперь звонят по всей Украине. Выполнили заказ на восстановление звонницы в Храме Девы Марии в Вифлееме, которая была разрушена бомбежкой в 2002-м году. Звучание пяти колоколов будущей звонницы оценивали специалисты из Донецкой консерватории им. Сергея Прокофьева.
– В общем, жили – творили и никаких признаков приближения войны не наблюдали?
– Никаких! Правительство ругал, как и многие, но в целом политикой не интересовался. Любимая работа, квартира, дача, где мы даже прудик выкопали, пустив туда рыбок и посадив лотосы. И нам и в страшных снах не снилось, что когда-нибудь все это придется бросить и бежать из родного города, где нас будут преследовать за то, что мы не предали свою родину. А гимн Украины мы будем петь, глотая слезы.
Правда, лет за пять до войны поехали мы с друзьями как-то на рыбалку. И по пути, в лесу под Щурово (курортный поселок в Славянском районе Донецкой области) наткнулись на полевой военно-спортивный лагерь, где молодые люди лет- 16-18 тренировались с оружием. Я тогда был уверен, что это было учебное оружие. И там я впервые увидел флаг так называемой «ДНР». Я понятие тогда не имел, что это за флаг, подумал, что это флаг этого лагеря. Вообще ни о чем плохом мы и не подозревали. Наоборот: думали, что вот какие-то взрослые – молодцы собрали в летний лагерь молодежь и заняли спортом, готовят к службе армии.
Это, когда в Донецк весной 2014-го понаехали автобусы с ростовскими номерами, которые понавезли в город российскую массовку и километры таких флагов и еще российских триколоров, я вспомнил, что уже видел такой флаг. То есть, к такому развитию событий «пятая колонна» готовилась.
Я вместе с теми, кто оставался верен своей родине, выходил на патриотические митинги за единство Украины. Но по количеству свезенной «массовки» и заходивших на нашу территорию за спинами этих люмпенов тренированных парней в камуфляжных штанах, мы понимали: силы не равны – мирными протестами мы эту погань с нашей земли не прогоним.
Вскоре мне с семьей пришлось покинуть город. На предприятии мне сообщили, что я в «расстрельных списках». Уехали сначала в Харьков, затем в Киев.
После снова пришлось сесть за баранку. В Twitter появилось объявление о том, что ищут тех, кто поможет нашим военным пригнать технику на Донбасс. Я поехал.
Сначала гонял бронетехнику для украинской армии в город Курахово на Донетчине, затем стал возить на фронт передачи от волонтеров. Обратно – раненых бойцов и мирных жителей, которые спасались от войны.
Часто ночевал с бойцами в палатках и окопах. Радовался тому, что парни, которые пришли на фронт в кроссовках и шлепанцах, тем не менее, готовы отдать жизнь за родину. Некоторые воины для того, чтобы купить себе обмундирование – бронежилеты, каски, тактические очки, тратили собственные сбережения (на машину, на квартиру, на свадьбу), другим помогали их земляки.
Вся страна тогда помогала одевать, обувать, кормить и даже вооружать армию – прицелы, тепловизоры, бронежилеты в 2014-м покупали за народные деньги. Люди создали группы по изготовлению походной еды – сухих борщей, супов, «смаколиков» – полезных сладостей из меда и фруктов. Появились волонтерские группы механиков, которые в свободное от работы время ремонтировали или даже восстанавливали легковые машины, пригодные для работы на фронте. Семьями шили балаклавы, вязали носки для бойцов, плели маскировочные сетки. А мы вот это вот ВСЁ отвозили на фронт.
– Под обстрелы попадали?
– Не раз. В мае 2014-го в селе Крымское на Луганщине, куда я привез 30-й бригаде приобретенные волонтерами тепловизоры, дальномеры и полевую форму, меня контузило. Под городом Авдеевкой на Донетчине пришлось моему бусику лавировать между осколками разрывающихся снарядов и падающими деревьями, срезанными обстрелом.
Под обстрелом вывозил бойцов с позиций на шахте «Бутовка» на окраине Донецка, с Саур-Могилы. А вот раненых под Иловайском я забирал из домов жителей сел Шахтерского района, которые бойцов прятали и лечили, как могли: люди, которым до этого доводилось только свою скотину выхаживать, наловчились ставить бойцам капельницы и доставать из тел осколки, перевязывать…
Но самой опасной была эвакуация жителей из города Дебальцево на Донетчине. Город зимой 2014 года был осажден, а 19 февраля 2015 года окончательно оккупирован российскими войсками. Там по волонтерским автомобилям били прямой наводкой из танков. А у меня в машине были то старики, то мамы с детьми, то люди с инвалидностью…
Дебальцево зимой-2014. Сначала эвакуация населения шла планово, но тогда выезжать решались не все. Сергей Максимец забирал последних…
Одного человека – колясочника пришлось нести на плечах до машины и погружать в нее собственноручно – некому было мне помочь. Мужчина очень ослаб от холода и голода – в осажденным городе было плохо с продуктами, не было возможности выплачивать пенсии и пособия. А также были «перебиты» обстрелами все коммуникации – водопровод, электролинии, газопровод, теплоснабжение. Жители Дебальцево в ту зиму прятались по подвалам и готовили еду на кострах, если успевали… между обстрелами. Мужчина-инвалид был еще и в зимней одежде. Еще раньше я вывез жену этого человека (она тоже с инвалидностью) с ребенком. Обычно я подвозил эвакуирующихся людей в город Святогорск или до железнодорожного вокзала в городе Славянске, где уже другие волонтеры размещали эвакуированных или же отправляли на поезде в иные мирные города. А членов этой семьи я решил довезти прямо до реабилитационного центра в Харькове, где их уже ожидали их родные, уехавшие из города раньше. Эта семья была мне так признательна, что мы обменялись телефонами и периодически общались, они присылали мне свои фото. Но они были не последними, кого мне пришлось эвакуировать из Дебальцево – последних я вывез оттуда, когда часть города уже была захвачена. И я, получается, еду по одной улице, а по соседней уже разъезжает российская военная техника.
– Как проезжали с ранеными блокпосты «днровцев»? И как попали в плен?
– Секрет! Опыт перевозки раненых обнародовать нельзя – война-то продолжается. Мне пришлось вывозить не только раненых, но и узников из подвалов Донецкого областного СБУ, которых туда бросали за их проукраинскую позицию, но затем, случалось, что отпускали, или… продавали – заставляли близких платить выкуп за пленника. По дороге освободившиеся рассказывали мне о том, как их во время заточения гоняли на работы: заставляли рыть окопы и разбирать руины разрушенных обстрелами зданий.
А осенью 2014-го года я сам вместе с одним волонтером угодил «на подвал» СБУ. Мой бусик на улице Артема в неподалеку от библиотеки им. Крупской (это центр Донецка) остановил патруль «днровцев». В машине была карта, на которой были отмечены блокпосты оккупантов – это была карта для тех, кто часто пересекает линию разграничения. Ее нашли. Нас арестовали и отвели в здание захваченного террористами СБУ, где развели по разным помещениям.
Меня допрашивали двое суток подряд, практически не давая спать. Но я твердо стоял на своем: я уехал с семьей к родственникам подальше от войны, а сейчас приехал в родной город за своими вещами. За 300 гривен взял попутчика до Славянска.
На третий день меня отпустили. Возможно, сыграло роль то, что многие сотрудники СБУ, перешедшие на службу к оккупантам, знали, что ничего такого «военного» в мирной жизни я не делал – только отливал колокола для церквей. А вот моего пассажира освободили лишь спустя месяц.
Я возил помощь на фронт до середины марта 2016-го года, пока здоровье не подкачало. Я был под Песками (поселок на линии фронта под Донецком), когда у меня вдруг запекло в груди. Думал, что схватил воспаление легких, но оказалось, это инфаркт. Меня срочно прооперировали. И мне пришлось «притормозить», чтобы заняться «ремонтом» своего здоровья.
Обговорення post